* * *

Страх. Одна из тех вещей, которые нельзя спрятать. Здесь. В абсолютном мраке. Она знает, я не вижу ее, но мне и не нужно. Не сейчас. Такая робкая, что хочется спросить, что она тут делает. Но я не стану. Продешевил ли я, когда выбирал? Нужно больше времени, чтобы это понять. Поэтому я здесь. Наверняка, думает, что я псих. Может быть. Мне не нужно видеть, чтобы чувствовать. Это все обостряет. Мне не нужно ее лицо или тело. Не сейчас. Ее кожа нежная, и я чувствую, как ее живот напрягается под моими руками, как сейчас, так и в прошлый раз. Мне нравится запах ее тела. Я вдыхал его прежде, когда она танцевала. Моему члену он тоже нравится. Но я здесь не за этим. Мне нравится думать о том, как она выглядит. Представлять. Вне этой комнаты. Прекрасно ли ее лицо также, как совершенно тело? Я сниму эту чадру, но не сегодня. Почему она? Заблудшая овечка, определенно. Она единственная, кто искал меня глазами в темноте в тот первый день, когда я просматривал каждую убогую шлюху в этом месте. Она не одна из них. Но есть ли у нее правила? Гордость? Дрожало бы так ее тело, не будь их? Я собираюсь забрать все это. Черт. Старая позиция. Слишком легко. Та дрянь из «Корелл клаб», упрямая овца. Полгода, не меньше, на нее уйдет. Здесь. Все просто. Она тяжело дышит, затем замирает, когда я провожу ладонью по ее стройной ноге. Ее фигурой можно зарабатывать куда больше, чем она себе позволяет. То, что мне нужно. Молчит. Ну, сделай что-нибудь. Боится. Уже хорошо. Это ее третий танец в привате. Для меня. Я не платил. Насколько хватит ее терпения? Хочу отдать деньги ей лично. Когда мы будем лицом к лицу. Хочу, чтобы знала, что я ее покупаю.

Черт бы меня побрал, если ошибся в этой маленькой сучке. Такая податливая. Это становится неинтересным. Русалочка заставляла меня желать задушить ее, переломать ее тонкую шею. Ее упорство оголяет мои нервы. Я бы уничтожил ее только за статуэтки, которые придется восстанавливать. А я ненавижу копии.

Ну же, девочка, не разочаровывай меня, покажи мне свои эмоции. Она двигается рядом со мной также, как и в прошлый раз, умело, но сегодня я чувствую неуверенность в каждом ее движении и, тем не менее, в штанах стало тесно, а я мать вашу, даже не вижу ее, едва дотронулся, едва втянул в легкие ее запах. Она как миндаль. Я здесь не за этим, черт возьми. Если мне нужна клубная шлюха, я возьму любую.

В прошлый раз она хотя бы пыталась сопротивляться. Это был выигрыш. Мой выигрыш. Что заставляет ее молчать сегодня? Что заставляет так отрывисто дышать?

Я убираю ее волосы на бок, и касаюсь губами влажной шеи, чувствую ее пульс и собственный пульс в гребаных штанах, когда едва касаюсь кончиком языка ее соленой кожи. Я не должен хотеть ее, но хочу. Я могу взять ее прямо здесь, но тогда все полетит к чертям. Ну, давай, Шехерезада, не попади в коллекцию шлюх – однодневок. Хотя ни одна подстилка не вызывала у меня такого желания пригвоздить ее к стене. И лучше бы уйти сейчас, но я не могу перестать наслаждаться тем, как она дышит, как дрожит при каждом моем прикосновении. Ты понятия не имеешь во что ввязываешься, девочка. Ловлю себя на мысли, что не хочу, чтобы она меня боялась. Я не могу быть настолько банален в своих желаниях. Особенно к этой девке. Такая наивная. Такая невинная. Даже больше, чем моя Ариэль. Чертова дура. Зубы сводит от мысли о ней. Чувствую ее запах. Знаю, лишь плод моего воображения. Не зря я снова здесь. Они так похожи, черт возьми. Могу ли я взять обоих?

* * *

Я стояла, боясь пошевелиться и, молилась о том, чтобы он исчез. Я чувствовала его пальцы на своей коже, и если бы я не знала, кто это, я бы назвала эти прикосновения нежными. Мое сердце то колотилось, то останавливалось. Нужно уйти. Убежать. Что это за игра такая? Я молчу. Не потому что слова закончились, а может и так. Я боюсь быть узнанной. А если он знает? Он не мог видеть меня в темноте. Даже тогда со сцены, он не мог бы меня узнать, мы виделись единожды на тот момент, и мое лицо прикрыто до самых глаз. Дети Господни. Он коснулся моей руки, а я не могла ни пошевелиться, ни сказать ни слова. Одна ладонь прошлась по моей шее, а другая крепко сжала запястье, я вздрогнула от боли. Что он собирается делать? Сумасшедший, я определенно в этом уверена. Но насколько сумасшедшая я, раз позволяю себе находиться тут? Снова касаться себя, снова вдыхать этот запах, от которого начинало лихорадить. Это было наркотиком, который я ненавидела с самого начала. Никто не может выбивать почву из-под моих ног. Чувствую себя легкомысленной. Омерзительной.

– Я бы разложил тебя на этом полу, маленькая. – Его низкий шепот пробирал до костей, было в нем что-то дьявольское. – Но тогда ты перестанешь иметь для меня ценность. – Он медленно отпустил мою руку и убрал свою от шеи, и я снова смогла нормально дышать. Не то чтобы его хватка меня душила, но морально это было именно так. – Поэтому я позволю тебе уйти. Сейчас.

Он считает до трех, выдыхая каждое слово мне в ухо, после чего я срываюсь с места и бегу. Это невыносимо. Он что меня преследует? Господь. Чем же я провинилась. Знает ли он вообще, что это я?

На скоростях залетев в кабинет Алены, я закрыла дверь (на замок!) и уперлась руками в стол, пытаясь отдышаться. Девушка, сидящая напротив, несколько секунд хлопала глазами, глядя на меня, а затем до нее видимо дошло, что это я, да еще и без стука.

– Ты совсем ума лишилась? – Она бросила ручку на стол и пошла к двери, я поймала ее за руку, когда та собиралась повернуть замок. Девушка отпихнула меня, но я снова вцепилась ей в предплечье.

– Пожалуйста. Не открывай дверь. Пожалуйста. – Я буквально взмолилась, а затем даже руки в мольбе сложила.

– За тобой гнались, Макаренко? – Алена медленно отошла от меня, с ошарашенным видом, и вернулась в кресло.

– Скажи мне, что он не знает обо мне ничего. Ни-че-го-ше-нь-ки! Ты ведь не говорила? Мое имя? Вообще ничего?

– Кира. – Ее голос звучал напряженно и обеспокоенно. – Выдохни. О чем ты говоришь?

– О ком. – Я набрала в легкие побольше воздуха, затем выдохнула, после чего повторила то же самое дважды. Алена продолжала смотреть на меня, как на сумасшедшую, а я вместо того, чтобы продолжить говорить, принялась измерять шагами небольшой кабинет. В углу на диване сидела Лора, закинув ногу на ногу, она натянуто мне улыбнулась и пафосно помахала рукой, я никак не отреагировала. Блин, я даже не заметила ее сразу! Сердце вот-вот выскочит из груди. Мама дорогая.

– Кира! Не мельтеши! Говори в чем дело или проваливай.

– Этот. Этот упырь из ВИПки.

– Этот «упырь», Кира, наш начальник. Осторожней со словами, даже у стен есть уши.

Она едва заметно кивнула на Лору и та снова помахала рукой.

– Он, он что тебя изнасиловал? – Тихо спросила Алена.

– Что? Он еще и на это способен?!

– Б**ть! Кира не ори! Я просто спросила. Ты видела себя? Ворвалась сюда, словно за тобой стадо мамонтов бежало. Го-во-ри.

– Ты говорила ему, кто я? Мое имя и все такое.

– Ты серьезно? – Она усмехнулась и откинулась на спинку кресла, сложив руки на груди.